13 августа 1899 года родился Альфред Хичкок, изобретатель триллера, саспенса, макгаффина и просто великий кинорежиссер.

На самом деле ничего из перечисленного Хичкок не изобретал. Саспенс задолго до него открыл Дэвид Уорк Гриффит. Структуры триллера использовал в своих шпионских фильмах Фриц Ланг. А макгаффином, то есть загадкой, вокруг которой разворачивается интрига, вообще пользовался кто ни попадя. Да и великим режиссером Хичкока никто не считал, до тех пор пока этот факт не открыла французская новая волна. Только тогда-то и выяснилось, что именно Хич обратил саспенс и макгаффин в инструменты самопознания кинематографа. А сугубо развлекательный жанр триллера использовал для внятного авторского высказывания о тщете и бренности сущего.

Большинство жизнеописаний Хичкока начинается с эпизода из его детства, о котором мастер триллера поведал в интервью Франсуа Трюффо. Однажды папаша отправил пятилетнего Альфреда в полицейский участок с запиской, в которой попросил посадить сына в камеру. Полицейский запер Альфреда как преступника, пояснив: «Вот как мы поступаем с непослушными мальчиками». «За что же вас наказали?» — в ужасе спросил Трюффо. «Не имею ни малейшего понятия, — невозмутимо ответил Хичкок. — Отец называл меня «невинным ягненком». Не могу даже вообразить, что же я такого натворил».

Из этого детского анекдота, который мэтр затем нередко рассказывал в различных компаниях, биографы Хичкока поспешили сделать далеко идущий вывод об истоках апологии тотального страха, упорно декларируемой режиссером из картины в картину. Ведь чем же еще объяснить, что этот милый увалень и добропорядочный католик был одержим страстью – делать жертвами (пусть экранными) совершенно невинных и создавать мир, таящий смертельную опасность для каждого его обитателя. А блюстителей закона – всегда показывать не в самом приглядном свете.

«Я не против полиции; я просто боюсь ее», — поддакивал Хичкок в ответ на догадки, скрывая сардоническую усмешку. У него вообще было отменное чувство юмора, он любил хорошие шутки. Например, мог прислать две тонны угля своему сотруднику, который имел неосторожность похвастаться приобретением электроплиты. Или назвать актеров «домашним скотом». Или подарить маленькой дочке актрисы гробик с куклой ее мамы. А если артист приставал к нему с расспросами о мотивации его персонажа, Хич непременно отвечал: «Твой гонорар».

Он усаживал своих гостей-аристократов на подушечки-пердюшечки и просил советского посла Анатолия Добрынина о содействии в съемках триллера в мрачных стенах древнего Кремля. (Ошарашенный посол уклончиво ответил, что сейчас в Москве вряд ли оценят всю оригинальность замысла, мол, нужно, чтобы «созрело время». Хичкок же, незадолго до того поставивший «антикоммунистический» шпионский фильм «Разорванный занавес», хитро поинтересовался, когда же оно созреет.)

Ему нравилось ставить в тупик — собеседника, актера, персонажа, зрителя. Предлагать почву и тут же выбивать ее из-под ног. Подкидывать интерпретацию и уже в следующий миг полностью ее разрушать. В разговорах с Трюффо он признался, что всю жизнь мечтал снять в цвете такой эпизод:

По лугу, заросшему алыми тюльпанами, беззаботно идет, наслаждаясь идиллией, прекрасная девушка. Неожиданно на ее фигуру падает зловещая тень. Девушка оборачивается, видит маньяка-убийцу и в ужасе вскрикивает. Камера панорамирует по тюльпанам и задерживается на одном цветке. За кадром слышен шум борьбы. Камера приближается к тюльпану, всматриваясь в бархатистую поверхность лепестка. И тут его алую плоть покрывают багряные брызги крови.

Можно долго и нудно интерпретировать этот эпизод, оперируя психоаналитическими понятиями Эроса и Танатоса или метафизическими представлениями о жизни и смерти. А можно и просто рассматривать кадр, как открытку. Любая попытка привнести сюда хоть какое-то значение одинаково имеет смысл и бессмысленна.

Хичкока нередко называют первым постмодернистом в кино. Точнее было бы назвать его первым создателем демотиваторов. Неограниченные возможности кинематографа в этом направлении он открыл еще в начале 1920-х, когда рисовал титры к немым фильмам в лондонском филиале студии Paramount. Сочиняя надписи и снабжая их забавными рисунками, Хичкок выяснил, что с помощью одних только титров можно из скучной драмы сделать уморительно смешную комедию. А уж если поменять местами эпизоды, укрупнить одни и сократить другие, то можно получить фильм, просто ничего не имеющий общего со сценарием.

О своем режиссерском дебюте, «Сад наслаждений», Хичкок отзывался как о «заурядной мелодраме», в которой была парочка «довольно любопытных сцен». В одной из них муж главной героини вынуждает ее утопиться и помогает исполнить задуманное, а затем вытаскивает на берег бездыханное тело, сообщая собравшимся зевакам: «Я сделал все возможное, чтобы спасти ее».

По-настоящему первым хичкоковским фильмом стал снятый через пару лет «Жилец». Здесь уже налицо все составляющие почерка будущего мэтра триллеров. И крупные планы шикарных блондинок, охваченных ужасом перед серийным убийцей, и невинный герой в наручниках, которого толпа принимает за маньяка и распинает на решетке забора на улице окутанного туманом Лондона, и туго соображающий полицейский.

Особую остроту происходящему придавало то, что зритель так и не увидел настоящего убийцу, при этом поневоле отождествляя себя с обывателями, линчующими невиновного. Закадровая же ирония заключалась в том, что роль молодого человека играл Айвор Новелло, кумир детских утренников в Англии.

Босс компании Gainsborough Pictures пришел к выводу, что фильм слишком ужасен, чтобы выпускать его на экран. Сам Хичкок объяснял этот инцидент, как и многие другие в своей жизни, интригами и кознями таинственных завистников.

Картина пролежала на полке несколько месяцев, а потом было решено (исходя из финансовых соображений) сделать несколько поправок и все-таки показать «Жильца» в кинотеатрах. И публика впервые увидела кинематограф того Хичкока, который заставит ее цепенеть от ужаса несколько ближайших десятилетий.

Впрочем, несмотря на коммерческий успех «Жильца», как и первого звукового фильма Хичкока «Шантаж», мало кто из работодателей воспринимал его всерьез. Режиссер выпускал по три-четыре ленты в год, но числился лишь по разряду трудоспособных ремесленников — не более. К середине тридцатых считалось, что он окончательно вышел в тираж, раз берется за постановку дешевых мюзиклов и третьесортных детективов.

Хичкока выручил Майкл Бэлкон, который собственно и открыл режиссеру путь в профессию, став продюсером его первых фильмов. Посетив съемочную площадку, где Хичкок ставил «Венские вальсы» (сам режиссер назвал этот продукт «мюзиклом без музыки»), Бэлкон сочувственно поинтересовался: «Что ты собираешься делать после этой картины?» Хичкок вспомнил о рукописи, которая валялась в ящике его рабочего стола уже несколько лет. Сценарий назывался «Человек, который слишком много знал». Бэлкон приобрел права и запустил его в производство.

Сценарий представлял собой весьма посредственный триллер: группа заговорщиков похищала девочку Бетти, дочь Лоуренсов, случайно узнавших о планах шпионов убить посла. Затем они похищали и мисс Лоуренс, весьма кстати оказавшуюся снайпером, — с тем чтобы загипнотизировать ее и заставить укокошить посла во время представления в Альберт-Холле. Хичкок выбросил всю эту белиберду с гипнозом, сделал из мисс Лоуренс чистую жертву и заставил ее, рискуя жизнью дочери, спасти посла, перевернув таким образом замысел сценаристов с ног на голову.

Ключевой сценой фильма стал концерт оркестра в Альберт-Холле. Зритель уже посвящен в планы заговорщиков: он с ужасом ждет момента, когда музыкант из оркестра ударит в тарелки, именно в этот момент заговорщики должны убить посла. Характерно, что эпизод, вошедший в анналы мирового кино, был навеян комиксом «Человек одной ноты» из журнала Punch. Комикс рассказывал о музыканте, каждый день которого проходит в ожидании того, когда он единственный раз ударит в тарелочки. Со свойственным Хичкоку юмором он добавил маленький штришок: парень даже не подозревает, что этот самый единственный удар может лишить человека жизни.

«Человеком, который слишком много знал» Хичкок закрепил за собой реноме мастера психологического триллера. И стал ваять шедевр за шедевром. Успешный прокат фильма в США поспособствовал приглашению в Голливуд, поступившему от Дэвида Селзника в 1937-м. Продюсер кассовых хитов «Кинг-Конг» и «Анна Каренина» предложил Хичкоку снять фильм о гибели «Титаника». В 1939-м Хичкок с женой и дочерью продают недвижимость и переезжают из Англии в Америку. Как выяснилось позже — навсегда.

Тем временем Селзник был настолько увлечен новым проектом — будущим суперхитом «Унесенные ветром», — что ему стало не до «Титаника». Он предложил Хичкоку экранизировать роман Дафны Дю Морье «Ребекка». Режиссер взялся за проект без особого энтузиазма. «Ребекку», роман о невинной девушке, которая вышла замуж за хозяина поместья и теперь страдает от властной экономки и подозрений, что муж убил предыдущую жену, Хичкок считал типичным образчиком дамской литературы, которому «крепко не хватает юмора». Но в ходе работы со сценаристами изрядно повеселился, придумывая сцены, в которых молодая хозяйка поместья постоянно ненароком бьет посуду и прячет осколки, как нашкодившая девочка, опасаясь гнева экономки. А уж на съемочной площадке Хичкок оторвался по полной, напрочь проигнорировав мелодраматическую историю и сосредоточившись исключительно на нагнетании нездоровой обстановки в мрачном особняке.

«Оскар» за «Ребекку» как за лучший фильм 1941 года — единственная награда, выданная Американской киноакадемией за ленты Хичкока. Награда эта сильно польстила амбициям продюсера, но не режиссера. Хичкок несколько раз был номинирован в категории «лучший режиссер», однако статуэтку так и не получил. Для Голливуда он оставался эксцентричным чужаком, словно сошедшим со страниц романов Диккенса.

В 1948 году Хичкок стал сам себе продюсером и выпустил свой первый цветной фильм — «Веревка». На протяжении 80 минут зритель без передышки наблюдает за тем, как двое молодых людей голубоватой наружности убивают своего сокурсника и устраивают вечеринку с участием родственников убитого, используя в качестве стола сундук, где лежит труп. Фильм снят одним кадром. С помощью ловкой маскировки монтажных стыков и использования «живого звука», записанного непосредственно на площадке, Хичкок добился невероятного ощущения присутствия зрителя на месте событий.

«Веревка» вызвала всеобщее раздражение. Даже такой чуткий режиссер как Жан Ренуар не нашел ничего лучше как сказать, что это «фильм о голубых, где нам даже не показали, как они целуются». На самом деле истинной причиной недовольства была растерянность — зритель не понимал, с кем он должен себя идентифицировать: неужели с убийцами?

«Для меня «Веревка» — всего лишь трюк, — оправдывался впоследствии Хичкок и лукаво добавлял: — Не знаю даже, что меня в ней так позабавило, что я решил ею заняться». С большой долей вероятности можно предположить, что в «Веревке» Хичкок нашел забавной возможность нарушить собственный же принцип избегать в кино правдоподобия. «Некоторые фильмы представляют собой кусок жизни. Мое кино — кусок пирога», — однажды сказал он. Хичкок предлагал сугубо кинематографическую реальность, которая воспринималась зрителем острее и достовернее, нежели сама жизнь, и проглатывалась с большим удовольствием.

На рубеже 1950-х-60-х он полностью оправдал зрительские ожидания, производя все более невероятные истории. В «Головокружении» бывший полицейский детектив, страдающий боязнью высоты, следит за девушкой, в которую якобы вселился дух ее прабабки-самоубийцы. В триллере «К северу через северо-запад» вражеская разведка принимает простого рекламного агента за несуществующего шпиона и долго гоняется за ним на кукурузнике по пустынному полю. В «Психозе» хозяин мотеля страдает раздвоением личности и время от времени становится собственной матерью, чей труп хранит на чердаке. В «Птицах» пернатые поднимают бунт против человечества и выклевывают глаза хорошеньким блондинкам. Чем абсурднее был сюжет, тем лучше он продавался.

Хичкок вошел в раж. Он подсовывал свои демотиваторы всеми доступными способами. С наступлением эры телевидения тут же стал телезвездой, самолично презентуя каждую серию теле-альманаха канала CBS «Альфред Хичкок представляет», где жертвы чаще всего не могли избежать гибели, а злодеи оказывались безнаказанными. Зрители были в полном восторге, а Хич с удовлетворением констатировал: «Телевидение вернуло убийство обратно в дом — туда, где ему и место». Параллельно он выпускал книжные антологии триллеров, которым давал названия типа «Убийства, в которые я влюблен» или «Букет грамотных преступлений и чисто обставленных убийств», и напутствовал читателя: «Утверждают, что чтение таинственных или страшных историй оказывает на людей благотворное влияние… читая — вы вкушаете преступление, которое всегда хотели совершить, но не хватало ни храбрости, ни времени».

К середине 1960-х казалось, что Хичкок присвоен мейнстримом и гламуром окончательно и бесповоротно. Фотографии чопорно язвительного толстяка и его блондинок не сходили с полос глянцевых журналов. Невинные шалости мэтра обрастали комом подробностей в желтой прессе.

И вот тут-то молодые и наглые лидеры французской новой волны, Франсуа Трюффо, Эрик Ромер, Клод Шаброль, опустившие все «папино кино» ниже плинтуса, неожиданно увидели в Хичкоке «удивительного человека с необыкновенной судьбой», пришли к выводу, что его творчество «необходимо поставить на подобающее ему место — одно из первых», и отнесли режиссера «к той же категории не знающих покоя художников, к которой мы относим Кафку, Достоевского, По». Хич оказался гением, который открыл идеальную формулу кинематографа, понятного широкой публике и интересного интеллектуалам.

Такой интерес со стороны вменяемых и талантливых молодых людей порадовал старину Хича. Из-за скверного характера у него осталось мало доброжелателей, а друзей и того меньше. Трюффо одним из первых разглядел под маской рассчитанной на публику бравады подлинную натуру Хичкока — «уязвимость, чувствительность, эмоциональность, глубокое физическое переживание тех ощущений, которые он хотел передать зрителям».

В 1976-м Хичкок снял комический триллер «Семейный заговор» — о самых обычных шарлатанах и преступниках. Этот фильм стал последним. У грузного старика, давно уже жившего за счет кардиостимулятора и злоупотреблявшего ликером «Куантро», больше не было сил.

7 марта 1979 года Американский киноинститут вручал Хичкоку почетную награду «За работу всей жизни». Накануне он категорически отказался приезжать на церемонию: «Не желаю присутствовать на собственных похоронах». Но все же поддался уговорам, с трудом поднялся с инвалидного кресла, взял награду, тяжело сел и в очередной раз рассказал анекдот о том, как в детстве его заперли в одиночной камере.

После этого дверь во внешний мир захлопнулась.

Он еще не раз появился на публике, в том числе для того, чтобы получить от британского консула орден империи, пожалованный английской королевой. Но это был другой Хичкок. Которого занимала только одна мысль — сколько ему еще осталось.

Незадолго до смерти он произнес: «Умру — и наконец отдохну», — словно подписываясь под кадром мечты, где лепесток тюльпана покрывали капли крови. 29 апреля 1980-го он ушел.

Впрочем, отдохнуть не удалось. Через пять лет Хичкок воскрес из мертвых, чтобы явиться зрителям в раскрашенных с помощью компьютера кадрах сиквела сериала «Альфред Хичкок представляет», выпущенного компанией Universal. Шутка вполне в его стиле.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>